Неточные совпадения
— Атаманы-молодцы! в ком еще крамола
осталась — выходи! — гаркнул
голос из толпы.
― Нет! ― закричал он своим пискливым
голосом, который поднялся теперь еще нотой выше обыкновенного, и, схватив своими большими пальцами ее за руку так сильно, что красные следы
остались на ней от браслета, который он прижал, насильно посадил ее на место. ― Подлость? Если вы хотите употребить это слово, то подлость ― это. бросить мужа, сына для любовника и есть хлеб мужа!
— Ну, чорт их дери, привилегированные классы, — прокашливаясь проговорил
голос брата. — Маша! Добудь ты нам поужинать и дай вина, если
осталось, а то пошли.
Когда на другой день стало светать, корабль был далеко от Каперны. Часть экипажа как уснула, так и
осталась лежать на палубе, поборотая вином Грэя; держались на ногах лишь рулевой да вахтенный, да сидевший на корме с грифом виолончели у подбородка задумчивый и хмельной Циммер. Он сидел, тихо водил смычком, заставляя струны говорить волшебным, неземным
голосом, и думал о счастье…
Знатная дама, чье лицо и фигура, казалось, могли отвечать лишь ледяным молчанием огненным
голосам жизни, чья тонкая красота скорее отталкивала, чем привлекала, так как в ней чувствовалось надменное усилие воли, лишенное женственного притяжения, — эта Лилиан Грэй,
оставаясь наедине с мальчиком, делалась простой мамой, говорившей любящим, кротким тоном те самые сердечные пустяки, какие не передашь на бумаге, — их сила в чувстве, не в самих них.
— Ну — здравствуйте! — обратился незначительный человек ко всем.
Голос у него звучный, и было странно слышать, что он звучит властно. Половина кисти левой руки его была отломлена,
остались только три пальца: большой, указательный и средний. Пальцы эти слагались у него щепотью, никоновским крестом. Перелистывая правой рукой узенькие страницы крупно исписанной книги, левой он непрерывно чертил в воздухе затейливые узоры, в этих жестах было что-то судорожное и не сливавшееся с его спокойным
голосом.
— Виноват, — сказал Рущиц, тоже понизив
голос, отчего он стал еще более гулким. Последнее, что
осталось в памяти Самгина, — тело Тагильского в измятом костюме, с головой под столом, его желтое лицо с прихмуренными бровями…
Подскакал офицер и, размахивая рукой в белой перчатке, закричал на Инокова, Иноков присел, осторожно положил человека на землю, расправил руки, ноги его и снова побежал к обрушенной стене; там уже копошились солдаты, точно белые, мучные черви, туда осторожно сходились рабочие, но большинство их
осталось сидеть и лежать вокруг Самгина; они перекликались излишне громко, воющими
голосами, и особенно звонко, по-бабьи звучал один
голос...
— Разумеется, — успокоительно произнес Самгин, недовольный оборотом беседы и тем, что Дронов мешал ему ловить слова пьяных людей; их
осталось немного, но они шумели сильнее, и чей-то резкий
голос, покрывая шум, кричал...
— Андрей! Андрей! — с мольбой в
голосе проговорил Обломов. — Нет, я не могу
остаться сегодня, я уеду! — прибавил он и уехал.
Ошибаться я не мог: я слышал этот звучный, сильный, металлический
голос вчера, правда всего три минуты, но он
остался в моей душе.
Кроме того, было прочтено дьячком несколько стихов из Деяний Апостолов таким странным, напряженным
голосом, что ничего нельзя было понять, и священником очень внятно было прочтено место из Евангелия Марка, в котором сказано было, как Христос, воскресши, прежде чем улететь на небо и сесть по правую руку своего отца, явился сначала Марии Магдалине, из которой он изгнал семь бесов, и потом одиннадцати ученикам, и как велел им проповедывать Евангелие всей твари, причем объявил, что тот, кто не поверит, погибнет, кто же поверит и будет креститься, будет спасен и, кроме того, будет изгонять бесов, будет излечивать людей от болезни наложением на них рук, будет говорить новыми языками, будет брать змей и, если выпьет яд, то не умрет, а
останется здоровым.
— Всех не уничтожат, — своим бодрым
голосом сказал Набатов. — Всё на развод
останутся.
— Нет, не
останутся, коли мы будем жалеть их, — возвышая
голос и не давая перебить себя, сказал Крыльцов. — Дай мне папироску.
Старостиха Анисья тончайшим
голосом завела песню, ее подхватили десятки
голосов, и она полилась нестройной, колыхавшейся волной, вырвалась на улицу и донеслась вплоть до деревни, где
оставались только самые древние старушки, которые охали и крестились, прислушиваясь, как мир гуляет.
— А я так не скажу этого, — заговорил доктор мягким грудным
голосом, пытливо рассматривая Привалова. — И не мудрено: вы из мальчика превратились в взрослого, а я только поседел. Кажется, давно ли все это было, когда вы с Константином Васильичем были детьми, а Надежда Васильевна крошечной девочкой, — между тем пробежало целых пятнадцать лет, и нам, старикам,
остается только уступить свое место молодому поколению.
— Кто это мне под голову подушку принес? Кто был такой добрый человек! — воскликнул он с каким-то восторженным, благодарным чувством и плачущим каким-то
голосом, будто и бог знает какое благодеяние оказали ему. Добрый человек так потом и
остался в неизвестности, кто-нибудь из понятых, а может быть, и писарек Николая Парфеновича распорядились подложить ему подушку из сострадания, но вся душа его как бы сотряслась от слез. Он подошел к столу и объявил, что подпишет все что угодно.
— Завтра, в Москву! — перекосилось вдруг все лицо Катерины Ивановны, — но… но Боже мой, как это счастливо! — вскричала она в один миг совсем изменившимся
голосом и в один миг прогнав свои слезы, так что и следа не
осталось.
— Благословите здесь
остаться, — просящим
голосом вымолвил Алеша.
— Хочешь
оставаться в Лондоне? — спросил сиплым
голосом Павел.
Не вызванный ничем с моей стороны, он счел нужным сказать, что он не терпит, чтоб советники подавали
голос или
оставались бы письменно при своем мнении, что это задерживает дела, что если что не так, то можно переговорить, а как на мнения пойдет, то тот или другой должен выйти в отставку.
Что за хаос! Прудон, освобождаясь от всего, кроме разума, хотел
остаться не только мужем вроде Синей Бороды, но и французским националистом — с литературным шовинизмом и безграничной родительской властью, а потому вслед за крепкой, полной сил мыслью свободного человека слышится
голос свирепого старика, диктующего свое завещание и хотящего теперь сохранить своим детям ветхую храмину, которую он подкапывал всю жизнь.
Торговая площадь не была разделена, и доходы с нее делились пропорционально между совладельцами. Каждый год, с общего согласия, установлялась такса с возов, лавок, трактиров и кабака, причем торговать в улицах и в собственных усадьбах хотя и дозволялось, но под условием особенного и усиленного налога. При этих совещаниях матушке принадлежали две пятых
голоса, а остальные три пятых — прочим совладельцам. Очевидно, она всегда
оставалась в меньшинстве.
Появление молодого Бурмакина как раз совпало с тем временем, когда Калерия Степановна начинала терять всякую надежду. Увидев Валентина Осипыча, она встрепенулась. Тайный
голос шепнул ей: «Вот он… жених!» — и она с такой уверенностью усвоила себе эту мысль, что
оставалось только решить, на которой из четырех дочерей остановится выбор молодого человека.
— Стой! — закричал диким
голосом голова и захлопнул за нею дверь. — Господа! это сатана! — продолжал он. — Огня! живее огня! Не пожалею казенной хаты! Зажигай ее, зажигай, чтобы и костей чертовых не
осталось на земле.
Декорация первого акта. Нет ни занавесей на окнах, ни картин,
осталось немного мебели, которая сложена в один угол, точно для продажи. Чувствуется пустота. Около выходной двери и в глубине сцены сложены чемоданы, дорожные узлы и т. п. Налево дверь открыта, оттуда слышны
голоса Вари и Ани. Лопахин стоит, ждет. Я ш а держит поднос со стаканчиками, налитыми шампанским. В передней Епиходов увязывает ящик. За сценой в глубине гул. Это пришли прощаться мужики.
Голос Гаева: «Спасибо, братцы, спасибо вам».
Часам к десяти они ушли далеко. Лес
остался синей полосой на горизонте. Кругом была степь, и впереди слышался звон разогреваемой солнцем проволоки на шоссе, пересекавшем пыльный шлях. Слепцы вышли на него и повернули вправо, когда сзади послышался топот лошадей и сухой стук кованых колес по щебню. Слепцы выстроились у края дороги. Опять зажужжало деревянное колесо по струнам, и старческий
голос затянул...
В этот вечер она решилась
остаться у постели ребенка подольше, чтобы разъяснить себе странную загадку. Она сидела на стуле, рядом с его кроваткой, машинально перебирая петли вязанья и прислушиваясь к ровному дыханию своего Петруся. Казалось, он совсем уже заснул, как вдруг в темноте послышался его тихий
голос...
— Мне
остается только отблагодарить Настасью Филипповну за чрезвычайную деликатность, с которою она… со мной поступила, — проговорил наконец дрожащим
голосом и с кривившимися губами бледный Ганя, — это, конечно, так тому и следовало… Но… князь… Князь в этом деле…
Но мы именно понимаем, что если тут нет права юридического, то зато есть право человеческое, натуральное; право здравого смысла и
голоса совести, и пусть это право наше не записано ни в каком гнилом человеческом кодексе, но благородный и честный человек, то есть всё равно что здравомыслящий человек, обязан
оставаться благородным и честным человеком даже и в тех пунктах, которые не записаны в кодексах.
— Как же мы одни-то
останемся, матушка? — взмолились бабы не своим
голосом.
Лихонин и Ярченко не захотели
остаться у него в долгу. Началась попойка. Бог знает каким образом в кабинете очутились вскоре Мишка-певец и Колька-бухгалтер, которые сейчас же запели своими скачущими
голосами...
Лихонин смутился. Таким странным ему показалось вмешательство этой молчаливой, как будто сонной девушки. Конечно, он не сообразил того, что в ней говорила инстинктивная, бессознательная жалость к человеку, который недоспал, или, может быть, профессиональное уважение к чужому сну. Но удивление было только мгновенное. Ему стало почему-то обидно. Он поднял свесившуюся до полу руку лежащего, между пальцами которой так и
осталась потухшая папироса, и, крепко встряхнув ее, сказал серьезным, почти строгим
голосом...
Она была нерасчетлива и непрактична в денежных делах, как пятилетний ребенок, и в скором времени
осталась без копейки, а возвращаться назад в публичный дом было страшно и позорно. Но соблазны уличной проституции сами собой подвертывались и на каждом шагу лезли в руки. По вечерам, на главной улице, ее прежнюю профессию сразу безошибочно угадывали старые закоренелые уличные проститутки. То и дело одна из них, поравнявшись с нею, начинала сладким, заискивающим
голосом...
Трудно было примириться детскому уму и чувству с мыслию, что виденное мною зрелище не было исключительным злодейством, разбоем на большой дороге, за которое следовало бы казнить Матвея Васильича как преступника, что такие поступки не только дозволяются, но требуются от него как исполнение его должности; что самые родители высеченных мальчиков благодарят учителя за строгость, а мальчики будут благодарить со временем; что Матвей Васильич мог браниться зверским
голосом, сечь своих учеников и
оставаться в то же время честным, добрым и тихим человеком.
— Я вам опять повторяю, — начал он
голосом, которым явно хотел показать, что ему скучно даже говорить об этом, — что денег ваших мне нисколько не нужно:
оставайтесь с ними и будьте совершенно покойны!
— Ну, паря, модник ты, я вижу, да еще и какой! — сказала Вихрову становая укоризненным
голосом, когда они
остались вдвоем.
— Ста рублей не
осталось, — повторил за ней и тот искреннейшим
голосом.
Мари некоторое время
оставалась в прежнем положении, но как только раздались
голоса в номере ее мужа, то она, как бы под влиянием непреодолимой ею силы, проворно встала с своего кресла, подошла к двери, ведущей в ту комнату, и приложила ухо к замочной скважине.
— В самом деле, поскорее приезжайте; ей очень недолго
осталось жить, — проговорила она мрачным
голосом и стоя со сложенными на груди руками, пока Вихров садился в экипаж.
— Мне часто приходило в голову, — начала она тем же расслабленным
голосом, — зачем это мы
остаемся жить, когда теряем столь близких и дорогих нам людей?..
— Невозможно мне долее
оставаться, — отвечала каким-то даже жалобным
голосом Катишь, — я уж два предписания получила, не говорила только никому, — присовокупила она, как-то лукаво поднимая брови.
— А голос-то у вас, Никифор Петрович, прежний
остался! Помните, как вы однажды тетеньку Прасковью Ивановну испугали? — сказал я, здороваясь с ним.
— Нет, вы только сообразите, сколько у них, у этих французов, из-за пустяков времени пропадает! — горячился Василий Иваныч, — ему надо землю пахать, а его в округу гонят:"Ступай, говорят,
голоса подавать надо!"Смотришь, ан полоса-то так и
осталась непаханная!
Правда, что почти везде целая треть избирателей воздержалась от подачи
голосов И, затем, остальные две трети выказали в этом случае больше дисциплины, нежели сознательности; но, как бы то ни было, поле сражения
осталось за республикой.
И тогда, в то легкомысленное молодое время, я не
остался глух на печальный
голос, воззвавший ко мне, на торжественный звук, долетевший до меня из-за могилы.
— Что вы это беспрестанно таскаетесь сюда, молодой человек, — сказал он мне однажды,
оставшись со мною в гостиной Засекиных. (Княжна еще не возвращалась с прогулки, а крикливый
голос княгини раздавался в мезонине: она бранилась со своей горничной.) — Вам бы надобно учиться, работать — пока вы молоды, — а вы что делаете?
Ушли они. Мать встала у окна, сложив руки на груди, и, не мигая, ничего не видя, долго смотрела перед собой, высоко подняв брови, сжала губы и так стиснула челюсти, что скоро почувствовала боль в зубах. В лампе выгорел керосин, огонь, потрескивая, угасал. Она дунула на него и
осталась во тьме. Темное облако тоскливого бездумья наполнило грудь ей, затрудняя биение сердца. Стояла она долго — устали ноги и глаза. Слышала, как под окном остановилась Марья и пьяным
голосом кричала...
— Вы
остаетесь? — я взялся за ручку двери. Ручка была медная, и я слышал: такой же медный у меня
голос.
— Ну, послушай, друг мой, брось книгу, перестань! — заговорила Настенька, подходя к нему. — Послушай, — продолжала она несколько взволнованным
голосом, — ты теперь едешь… ну, и поезжай: это тебе нужно… Только ты должен прежде сделать мне предложение, чтоб я
осталась твоей невестой.